Понятия большинства людей о поэзии так туманны,
что туманность служит им определением поэзии.
(Поль Валери)

Автор Владимир Кобец

Нам свыше предначертано когда-то:
Жизнь начиная с чистого листа,
Один живёт, рискуя быть распятым,
Другой - готовит гвозди для креста...

* * *

Я - русский. Я тот самый "колорад".
Совдеповский отстой, рашист и вата.
Я тот, кто любит водку и Парад,
я - отпрыск победившего солдата.

Я самый натуральнейший москаль,
воспитанный на "мама мыла раму".
Я тот, кому детей донецких жаль,
кто презирает Штаты и Обаму.

Не радуйтесь. Мы - не перевелись.
Нас много - не привыкших жрать от пуза.
Нам человечность прививала жизнь
в палатах умиравшего Союза.

Мы выжили, конечно же, не все.
Но выжившие - стали крепче стали.
Мы, русские, трёхкратно обрусев,
из праха вашей совести восстали...

Для нас святое - Родина и мать,
нас мир боится, потому, что знает:
Кому "умом Россию не понять",
тому она привычно объясняет,

что есть на свете, окромя жратвы,
порядочность, достоинство, и совесть.
И наше, русское "иду на вы" -
для вас, тупых, увы, плохая новость.

Не трогайте Россию, господа.
Запомните: нас бьют, а мы - мужаем.
Услышьте нас. А если нет, тогда
нагрянет смерть за новым урожаем...

На вшивость нас не стОит проверять,
Американец, ты не есть мессия.
Подумай, брат: не Сирия, РОССИЯ.
Подумай, и не трогай нашу мать.

* * *

Не оставляйте на потом дела,
Не прячьте в стол написанные письма,
Не хороните в ящике стола
Кому-то адресованные мысли.

Не бойтесь правды, презирайте лесть
И не терпите наглости и хамства.
Короткое, как выстрел, слово «честь»
Не путайте с пузатым словом «чванство».

На брудершафт не пейте с дураком.
Не лебезите перед тем, кто выше.
И не жалейте тех, кто далеко,
Под боком крика помощи не слыша.

Не обижайте женщин никогда,
И слабых никогда не обижайте.
А если к другу, вдруг, пришла беда-
Спасайте друга и пропасть не дайте.

Не смейтесь над убогим и больным-
У них своя нелегкая дорога.
Не хвастайте характером стальным.
Быть слабым можно. Иногда. Немного.

Любимых берегите и детей.
Цените труд других и свой цените.
И радуйтесь обычной доброте.
Любите жизнь и жизнью дорожите.

* * *

Не пугайте Россию, ребята.
Не умеет Россия бояться.
Обращаюсь к "героям" и НАТО:
Не живётся спокойно вам, братцы...

Не пугайте, не рвите рубаху,
Не хрипите в динамик натужно.
Шавки лают, обычно, от страха,
Газы, запахи... Вам это нужно?

Успокойтесь, подумайте здраво,
Бой для русского - это привычно.
Бой кулачный - простая забава,
Успокойся, "партнёр" заграничный.

Мы накажем, без "ценностей евро",
Просто так, за свободу, за правду.
Успокойтесь, не портите нервы,
Нам, поверьте, чужого не надо.

Лечим память поджопно-надёжно,
Европейцам - бесплатно, как раньше.
Есть коррекции в карте дорожной,
Раздаём беспроцентные транши.

Всё - как прежде, стабильно и в силе,
Если что - заходите, мы встретим!
Господа, не пугайте Россию.
Нет, ей-Богу, ну, что вы, как дети..? 

* * *

Всё это кончится. Всё обязательно кончится,
Русь устоит и не дрогнет, вовеки и ныне.
И говорить о предательстве как-то не хочется,
помня о людях, живущих сейчас в Украине.

Помня о людях - сплошной одурманенной челяди,
подобострастно целующей руки иудам,
верящей лживым, измазанным в гадостях, нелюдям,
наше родство променявшим на "прелести" блуда.

Да, мы родня. Мы сиамские братья - невольники.
Нас разделить - обязательно кто-то умрёт.
Не потому ли мне страшно, тревожно и больно так
видеть, как падает в пропасть родной мне народ...

Всё повторяется. И обернётся проклятьями
ваше стремление к сытой и лёгкой судьбе.
Эй, украинец! А помнишь, как были мы братьями...
Русь устоит. Но останусь ли братом тебе? 

* * *

Да кому вы нужны, продажные?
Братья, скажем, из вас - неважные,
Да и сёстры вы никудышние,
Вы теперь на планете - лишние.

Вы - нескромные, вы - незрячие,
Вы всегда за кого-то прячетесь,
Чести нет у вас, нет и совести,
Вы такие, как ваши "Новости".

Вы жестокие, вы - не русские,
Ваши души и мысли - тусклые,
Вам - в Европу? Да не смешите вы..!
Там не жалуют потрошителей.

Никому не нужны ничтожества,
А у вас их - великое множество.
Вы родные теперь с проклятьями,
Мы реально не станем братьями. 

* * *

Насмотрелся на веку, душу - закупорю.
Надоело без толку с украинцем спорить.
Надоело донельзя, аж тошнит, ей-Богу,
Мы не братья, не друзья, нам теперь не в ногу.

Трудно стало без бухла слушать ваши сказки,
Не похожи на хохла эти твари в масках,
Не похожи на людей, да и зверь умнее.
Эй, "герои"! Совесть где? Скачут лиходеи...

По майданам-площадям памятники рушат,
Да коричневым вождям пропивают души,
Ветеранов-стариков обзывают ватой.
Вы ж от этих мужиков драпали когда-то,

Хоронились по лесам, да стреляли в спины,
А сегодня полицай - гордость Украины.
Факелы бросал в окно, "ризав комуняку".
И детишек заодно вешал "на гилляку".

Правды у народа нет, и надежды нету.
Гадят орки в Интернет, чтоб на всю планету!
Стыдно, горько, тяжело. Мы теряем веру.
Украиной правят зло да Степан Бандера.

* * *

Пятой колонне

Смутное время. Но право-слово,
Им не хватает тридцать седьмого,
Чтобы репрессии - аж до Сибири,
Чтобы шептаться на тайной квартире,

Чтобы все знали: они - диссиденты,
Чтобы хрипели с трибун оппоненты -
Глупые и недалёкие люди,
Чтоб разжевать и подать им на блюде

ПРАВДУ! Но как-то не клеится дело.
Как-то некстати страна поумнела,
Верит правительству, верует в Бога...
Жаль. Им ведь, в сущности, нужно не много.

Чтобы наручники, чтобы прилюдно,
Чтобы бороться "мучительно-трудно",
И безнаказанно гавкать и гадить.
В чём же проблема, друзья? Бога ради!

Есть извращенцы и вашего толка.
Редкие очень, но есть. Балаболки,
В детстве обиженные и тихони...
Можно кричать, ведь никто вас не тронет.

Смутное время, суровые лица,
Плавает жёлтое в мутной водице.
Брызжет слюною, стенает и стонет.
Это - дерьмо, как известно - не тонет.

* * *

Пожелания Крыму

Особенная честь моей земле,
Земле обычной под бескрайним небом.
Здесь мужики выращивают хлеб.
А есть ли что-нибудь важнее хлеба...

Мир крепок хлебом - солью на столе,
Трудом людей с утра и до полночи
Особенная честь моей земле,
И прадедам - особенная почесть.

Здесь, медленно вращая жернова,
Река времён перемещает воды.
Здесь вечная преемственность жива,
Растут потомки - яровые всходы.

И нерушима эта связь времён -
Цепочка генетического кода,
Который пополнялся испокон
Традициями наций и народов.

Здесь уживались тавр и караим,
Татары, генуэзцы и эллины...
Особенная честь и слава им!

И Крыму, не в составе Украины.



Когда задувает в окно
И тускло под лампочкой низкой,
На ветер пустите письмо,
Как в море бутылку с запиской.

Неважно куда и кому.
Любому - кому одиноко.
Хотя бы себе самому
Два слова вины и упрека.

Метель не одна отметет,
И в светлое утро когда-то
Воздушный конверт упадет,
Найдет своего адресата.

А нужно так много сказать,
И так далеко до рассвета...
Не бойтесь же письма бросать,
Хотя и не ждете ответа.

Олег Чухонцев. 



ЧЕТВЕРОСТИШИЯ 
Расула Гамзатова

Глаза у нас намного выше ног,
В том смысл я вижу и особый знак:
Мы так сотворены, чтоб каждый мог
Всё оглядеть, пред тем как сделать шаг.
* * *

По всей земле на век, на год, на миг
Вожди из бронзы, кони, шлемы, сабли…
А я бы медный памятник воздвиг
Тому, кто крови не пролил и капли.
* * *

Река струится малым ручейком,
Она уже для сплава не годится.
В лесу деревья молятся о том,
Чтоб уцелеть и снова расплодиться.
* * *

Была земля когда-то, как луна,
Не ведала лесов, озер и злаков.
Ужель себя и в мыслях не оплакав,
Хотим вернуть мы эти времена?
* * *

Как много нынче судей, прокуроров,
Сомнительных, жестоких приговоров…
Подумайте, нужны ли адвокаты,
Когда мы все пред Богом виноваты?!
* * *

«Куда идти? К кому зайти?»
Блуждало счастие в пути…
Но всюду глупых посещало,
А мудрыми пренебрегало. 
* * *

Зачем же не родился я глухим,
Чтобы не слышать грубых, глупых слов?
Зачем же не родился я слепым,
Чтобы не видеть деспотов-ослов? 
* * *

В мире три счастливца, без сомненья:
Первый – кто не знает ничего,
А второй – лишенный разуменья,
Третий – равнодушный до всего.
* * *

Пусть тысячи придут ко мне врачей,
Свою болезнь им не могу доверить,
Поскольку неземной любви моей
Температуру нечем им измерить.

* * *

Идут года, идёт за веком век.
То небо хмурится, а то оно синеет.
Умнеет в жизни каждый человек.
Но почему же человечество глупеет?
* * *

Уходит вождь, приходит новый вождь,
Законы, заседанья, словопренья…
Земле нужны крестьяне, солнце, дождь,
А не нужны бумажные решенья.
* * *

Кнутом коней голодных погоняют
И сахаром кормить их обещают.
Чем завтра сладкий сахар обещать,
Не проще ли овса сегодня дать?
* * *

Был нужен жест один, одно лишь слово, взгляд,
Чтоб миллионы рук брались за дело.
Теперь все машут кулаками, все кричат,
Но я не вижу никакого дела.
* * *

Орать с трибуны предлагают мне,
Не лучше ли шептаться в тишине
С красавицей застенчивой и юной,
Чем глотки драть на митинге с трибуны?



Любовь спасает мир от разрушений -
Запомни это каждый человек -
Она идет от глаз твоих, от век,
От мыслей, чувств, желаний и творений.
Любовь спасает мир от суеты,
Великое даруя от Вселенной,
Но мы ползем вперед по жизни бренной,
Не ведая Великой Красоты.
Любовь - начало всех начал на свете,
Она рождает все, что в мире есть.
Лишь человеку выпадает честь:
Хранить живое, быть за все в ответе.
Его предназначенье - жизнь беречь,
Но он не помнил и забыл об этом.
Пренебрегая Разума советом,
Он сбрасывает ношу эту с плеч.
Так легче жить, духовность презирая,
О Высшем не заботясь никогда.
У человека есть одна беда:
Живет он, о Великом мало зная.



Константин Ваншенкин

Ты добрая, конечно, а не злая,
И, только не подумавши сперва,
Меня обидеть вовсе не желая,
Ты говоришь обидные слова.

Но остается горестная метка,-
Так на тропинке узенькой, в лесу,
Товарищем оттянутая ветка
Бывает, вдруг ударит по лицу.



Расул Гамзатов

Даже те, кому осталось, может,
Пять минут глядеть на белый свет,
Суетятся, лезут вон из кожи,
Словно жить еще им сотни лет.

А вдали в молчанье стовековом
Горы, глядя на шумливый люд,
Замерли, печальны и суровы,
Словно жить всего им пять минут



Мне и любить тебя нельзя,
и не любить не получается.
По кромке лезвия скользя,
душа моя перерезается
на половинку без тебя
и что твоим теплом согрета -
кусочек солнечного лета,
тоска осеннего дождя...
Болезнь неизлечима эта -
"не отрекаются, любя..."



Иван Бунин

СЛОВО

Молчат гробницы, мумии и кости,—
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.

И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный — речь.
Москва, 1915



Расул Гамзатов

Вечная молодость

( Любви все возрасты покорны
А. С. Пушкин )

Вот судьи выстроились в ряд,
Полгоризонта заслоня.
И гневом их глаза горят,
А все слова летят в меня:

«Юнец, не бривший бороды,
Щенок, не помнящий добра,
Ответь нам: правда ли, что ты
Был с женщиной в лесу вчера?..»

Я судьям отвечаю: «Да!
Я многое в лесу нашел,
Мальчишкою я шел туда,
Оттуда я мужчиной шел!..»

Вновь судьи выстроились в ряд,
Полгоризонта заслоня.
И гневом их глаза горят,
А все слова летят в меня:

«Забыв о седине своей
И прежние забыв грехи,
Шел с женщиною ты и ей
Шептал любовные стихи?..»

«Да!— отвечаю судьям я.—
Шел с женщиной. Шептал слова.
И верил, что судьба моя
Светла, пока любовь жива!..»

А судьи грозно хмурят взгляд,
И снова требуют они:
«Нам непонятно,— говорят,—
Нам непонятно. Объясни...»

Я говорю им: «Есть любовь,
И, ощутив ее венец,
Взрослеет запросто юнец,
А старец молодеет вновь.

Становится певцом немой,
Становится певец немым.
Любовь — всегдашний спутник мой.
Я буду вечно молодым!»



Осип Мандельштам

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933



Эдуард Асадов

В лесном краю

Грозою до блеска промыты чащи,
А снизу, из-под зеленых ресниц,
Лужи наивно глаза таращат
На пролетающих в небе птиц.

Гром, словно в огненную лису,
Грохнул с утра в горизонт багряный,
И тот, рассыпавшись, как стеклянный,
Брызгами ягод горит в лесу.

Ежась от свежего ветерка,
Чуть посинев, крепыши маслята,
Взявшись за руки, как ребята,
Топают, греясь, вокруг пенька!

Маленький жук золотою каплей
Висит и качается на цветке,
А в речке на длинной своей ноге
Ива нахохлилась, будто цапля,

Дремлет, лесной ворожбой объята...
А мимо, покачиваясь в волнах,
Пунцовый воздушный корабль заката
Плывет на распущенных парусах...

Сосны беседуют не спеша.
И верю я тверже, чем верят дети,
Что есть у леса своя душа,
Самая добрая на планете!

Самая добрая потому,
Что, право, едва ли не все земное,
Вечно живущее под луною
Обязано жизнью своей ему!

И будь я владыкой над всей планетой,
Я с детства бы весь человечий род
Никак бы не меньше, чем целый год,
Крестил бы лесной красотою этой!

Пусть сразу бы не было сметено
Все то, что издревле нам жить мешало,
Но злобы и подлости все равно
Намного бы меньше на свете стало!

Никто уж потом не предаст мечту
И веру в светлое не забудет,
Ведь тот, кто вобрал в себя красоту,
Плохим человеком уже не будет!



Борис Пастернак

Гул затих, я вышел на подмостки,
Прислонясь к дверному косяку.
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку?

На меня направлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси,
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси!

Я люблю твой замысел упрямый,
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь!

Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути,
Я один, все тоне в фарисействе,
Жизнь прожить - не поле перейти.



Не дожила влюбленность до любви...
Ей не хватило силы и отваги,
Была она от сердца в полушаге,
Но вот ушла, и больше не зови…

Не дожила влюбленность до огня...
Не разгорелось пламя до предела,
Своим теплом она коснулась тела,
Но не зажглась зарёй внутри меня…

Не дожила влюбленность до мечты,
Не стала частью замкнутой Вселенной,
Реальность порвала без сожалений
Шёлк алых парусов на лоскуты...

Не дожила влюблённость до зимы...
Её сгубил расчёт и здравый разум,
Но как же одиноко стало сразу
Без этой сумасшедшей кутерьмы


 
Александр Блок
 
Всю жизнь ждала. Устала ждать.
И улыбнулась. И склонилась.
Волос распущенная прядь
На плечи темные спустилась.

Мир не велик и не богат -
И не глядеть бы взором черным!
Ведь только люди говорят,
Что надо ждать и быть покорным...

А здесь какая-то свирель
Поет надрывно, жалко, тонко:
Качай чужую колыбель,
Ласкай немилого ребенка..."

Я тоже - здесь. С моей судьбой,
Над лирой, гневной, как секира.
Такой приниженный и злой.
Торгуюсь на базарах мира...

Я верю мгле твоих волос
И твоему великолепью.
Мои сирый дух - твой верный пес,
У ног твоих грохочет цепью...

И вот опять, и вот опять,
Встречаясь с этим темным взглядом,
Хочу по имени назвать,
Дышать и жить с тобою рядом...

Мечта! Что жизни сон глухой?
Отрава - вслед иной отраве...
Я изменю тебе, как той,
Не изменяя, не лукавя...

Забавно жить! Забавно знать,
Что под луной ничто не ново!
Что мертвому дано рождать
Бушующее жизнью слово!

И никому заботы нет,
Что людям дам, что ты дала мне,
А люди - на могильном камне
Начертят прозвище: Поэт.
13 января 1908



Эдуард Асадов

Доброта

Если друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все же прости.

В жизни всякое может случиться,
И коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбиться.

Если ты с любимою в ссоре,
А тоска по ней горяча,
Это тоже еще не горе,
Не спеши, не руби с плеча.

Пусть не ты явился причиной
Той размолвки и резких слов,
Встань над ссорою, будь мужчиной!
Это все же твоя любовь!

В жизни всякое может случиться,
И коль ваша любовь крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не должен ей дать разбиться.

И чтоб после себя не корить
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свете быть,
Злого в мире и так довольно.

Но в одном лишь не отступай,
На разрыв иди, на разлуку,
Только подлости не прощай
И предательства не прощай
Никому: ни любимой, ни другу!



Эдуард Асадов

Трусиха

Шар луны под звездным абажуром
Озарял уснувший городок.
Шли, смеясь, по набережной хмурой
Парень со спортивною фигурой
И девчонка - хрупкий стебелек.

Видно, распалясь от разговора,
Парень, между прочим, рассказал,
Как однажды в бурю ради спора
Он морской залив переплывал,

Как боролся с дьявольским теченьем,
Как швыряла молнии гроза.
И она смотрела с восхищеньем
В смелые, горячие глаза...

А потом, вздохнув, сказала тихо:
- Я бы там от страха умерла.
Знаешь, я ужасная трусиха,
Ни за что б в грозу не поплыла!

Парень улыбнулся снисходительно,
Притянул девчонку не спеша
И сказал:- Ты просто восхитительна,
Ах ты, воробьиная душа!

Подбородок пальцем ей приподнял
И поцеловал. Качался мост,
Ветер пел... И для нее сегодня
Мир был сплошь из музыки и звезд!

Так в ночи по набережной хмурой
Шли вдвоем сквозь спящий городок
Парень со спортивною фигурой
И девчонка - хрупкий стебелек.

А когда, пройдя полоску света,
В тень акаций дремлющих вошли,
Два плечистых темных силуэта
Выросли вдруг как из-под земли.

Первый хрипло буркнул:- Стоп, цыпленки!
Путь закрыт, и никаких гвоздей!
Кольца, серьги, часики, деньжонки -
Все, что есть,- на бочку, и живей!

А второй, пуская дым в усы,
Наблюдал, как, от волненья бурый,
Парень со спортивною фигурой
Стал спеша отстегивать часы.

И, довольный, видимо, успехом,
Рыжеусый хмыкнул:- Эй, коза!
Что надулась?! - И берет со смехом
Натянул девчонке на глаза.

Дальше было все как взрыв гранаты:
Девушка беретик сорвала
И словами:- Мразь! Фашист проклятый!-
Как огнем детину обожгла.

- Комсомол пугаешь? Врешь, подонок!
Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь!-
Голос рвется, яростен и звонок:
- Нож в кармане? Мне плевать на нож!

За убийство - стенка ожидает.
Ну, а коль от раны упаду,
То запомни: выживу, узнаю!
Где б ты ни был, все равно найду!

И глаза в глаза взглянула твердо.
Тот смешался:- Ладно... тише, гром...-
А второй промямлил:- Ну их к черту! -
И фигуры скрылись за углом.

Лунный диск, на млечную дорогу
Выбравшись, шагал наискосок
И смотрел задумчиво и строго
Сверху вниз на спящий городок,

Где без слов по набережной хмурой
Шли, чуть слышно гравием шурша,
Парень со спортивною фигурой
И девчонка - слабая натура,
"Трус" и "воробьиная душа".



Эдуард Асадов

"САТАНА"

Ей было двенадцать, тринадцать - ему.
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли: почему
Такая у них вражда?!

Он звал ее Бомбою и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его Сатаной,
Скелетом и Зубоскалом.

Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.

Ей было пятнадцать, шестнадцать - ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.

Он Бомбой ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.

Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится:- У, Сатана!
Как я тебя ненавижу!

А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнет за столом:
- Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашен!

И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
- Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги?!

Ей девятнадцать. Двадцать - ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.

Теперь он Бомбой ее не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи,
А тетей Химией величал,
И тетей Колбою тоже.

Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась:- У, Сатана! -
И так же его презирала.

Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая...
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая.

Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал.

Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома:- Стой, Сатана!
Стой, тебе говорят!

Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!

Даже не спрашивай почему! -
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
- Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!



Эдуард Асадов


Люблю я собаку за верный нрав,
За то, что, всю душу тебе отдав,
В голоде, в холоде или разлуке
Не лижет собака чужие руки.

У кошки-дуры характер иной.
Кошку погладить может любой.
Погладил - и кошка в то же мгновенье,
Мурлыча, прыгает на колени.

Выгнет спину, трется о руку,
Щурясь кокетливо и близоруко.
Кошке дешевая ласка не стыдна,
Глупое сердце не дальновидно.

От ласки кошачьей душа не согрета.
За крохи немного дают взамен:
Едва лишь наскучит мурлыканье это -
Встанут и сбросят ее с колен.

Собаки умеют верно дружить,
Не то что кошки - лентяйки и дуры.
Так стоит ли, право, кошек любить
И тех, в ком живут кошачьи натуры?!



Эдуард Асадов

Любовь, Измена и Колдун

В горах, на скале, о беспутстве мечтая,
Сидела Измена худая и злая.
А рядом под вишней сидела Любовь,
Рассветное золото в косы вплетая.

С утра, собирая плоды и коренья,
Они отдыхали у горных озер
И вечно вели нескончаемый спор -
С улыбкой одна, а другая с презреньем.

Одна говорила: - На свете нужны
Верность, порядочность и чистота.
Мы светлыми, добрыми быть должны:
В этом и - красота!

Другая кричала: - Пустые мечты!
Да кто тебе скажет за это спасибо?
Тут, право, от смеха порвут животы
Даже безмозглые рыбы!

Однажды такой они подняли крик,
Что в гневе проснулся косматый старик,
Великий колдун, раздражительный дед,
Проспавший в пещере три тысячи лет.

И рявкнул старик: - Это что за война?!
я вам покажу, как будить Колдуна!
Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры,
я сплавлю вас вместе на все времена!
Схватил он Любовь колдовскою рукой,
Схватил он Измену рукою другой
И бросил в кувшин их, зеленый, как море,
А следом туда же - и радость, и горе,
И верность, и злость, доброту, и дурман,
И чистую правду, и подлый обман.

Едва он поставил кувшин на костер,
Дым взвился над лесом, как черный шатер, -
Все выше и выше, до горных вершин,
Старик с любопытством глядит на кувшин:
Когда переплавится все, перемучится,
Какая же там чертовщина получится?
Кувшин остывает. Опыт готов.
По дну пробежала трещина,
Затем он распался на сотню кусков,
И появилась женщина.



Констатин Ваншенкин

Мальчишка

Он был грозою нашего района,
Мальчишка из соседнего двора,
И на него с опаской, но влюбленно
Окрестная смотрела детвора.

Она к нему пристрастие имела,
Поскольку он командовал везде,
А плоский камень так бросал умело,
Что тот, как мячик, прыгал по воде.

В дождливую и ясную погоду
Он шел к пруду, бесстрашный, как всегда,
И посторонним не было прохода,
Едва он появлялся у пруда.

В сопровожденье преданных матросов,
Коварный, как пиратский адмирал,
Мальчишек бил, девчат таскал за косы
И чистые тетрадки отбирал.

В густом саду устраивал засады,
Играя там с ребятами в войну.
И как-то раз увидел он из сада
Девчонку незнакомую одну.

Забор вкруг сада был довольно ветхий -
Любой мальчишка в дырки проходил,-
Но он, как кошка, прыгнул прямо с ветки
И девочке дорогу преградил.

Она пред ним в нарядном платье белом
Стояла на весеннем ветерке
С коричневым клеенчатым портфелем
И маленькой чернильницей в руке.

Сейчас мелькнут разбросанные книжки -
Не зря ж его боятся, как огня...
И вдруг она сказала:- Там мальчишки...
Ты проводи, пожалуйста, меня...

И он, от изумления немея,
Совсем забыв, насколько страшен он,
Шагнул вперед и замер перед нею,
Ее наивной смелостью сражен.

А на заборе дряхлом повисая,
Грозя сломать немедленно его,
Ватага адмиральская босая
Глядела на героя своего.

...Легли на землю солнечные пятна.
Ушел с девчонкой рядом командир.
И подчиненным было непонятно,
Что это он из детства уходил.
1951



Алексей Русецкий

Незнакомке

Я в тишине люблю сидеть часами,
И глядя в одну точку безотрывно,
Как-то по детски смело и наивно,
Воображаемо общаться с вами!

Мне слышатся ваши шаги повсюду,
Вот вы уже на леснечной площадке,
Здесь всё как прежде чисто и в порядке,
Входите — чаем угощать вас буду!

Я, помогая вам снимать пальто, заметил,
Что вы грустней сегодня, чем обычно,
Мне показалось или просто непривычно?,
На мысль свою я сам же и ответил.

Вы сняли шляпку, дали мне, а я на гвоздь,
Её забросил ловко, но опасно,
Ибо она могла упасть и стало б ясно,
Что заставляет волноваться гость!

Но я попал на гвоздь и сам себя не выдал,
На кухню вы пошли, а я за вами,
Лишь успевая изучать глазами,
То, что казалось, никогда не видел!

Мы сели и смотрели не стесняясь,
В глаза друг другу пристально и жадно,
И было тихо, и совсем не странно,
Что мы в словах и звуках не нуждались!

Вы думали о том, что невозможно,
Пронзив свой век со мной на век остаться,
Я понимал, и начал улыбаться,
Хоть улыбаться было крайне сложно!

И вы опять ушли, в свой прошлый век наверно,
Держать вас не хотел я и не мог,
Не удержал вас даже сам А.Блок,
Хотя любил всю жизнь и беспримерно.

И я остался, в тишине сидеть,
И глядя в одну точку, оторвался,
И, прокрутив наше свиданье рассмеялся,
Хотел я чаю — надо воду греть.

Поэт — средство существования языка.
(Иосиф Бродский)